– Семьдесят три человека, – напомнил Сыркин, – если на каждого по десять минут, то это будет семьсот тридцать минут. Примерно двенадцать часов. То есть до самого утра.

– Значит, будем сидеть до утра, – упрямо заявил Левитин.

– Но это нереально, – возразил Дронго, – и нерационально. В общей сутолоке мы все равно ничего не найдем.

– Не считайте себя вторым следователем, – оскорбился на слово «мы» полковник Левитин.

– Значит, нужно проверить только женщин из нашего списка и отпустить всех остальных, – подвел итог Климов, видя, что полковник снова пытается затеять скандал. – Иначе женщинам придется здесь ночевать. С Моисеевой мы уже, так сказать, поговорили. Значит, остались только три женщины. Поговорим с ними и отправим по домам. Идемте, Михаил Михайлович, мы устроимся в вашем кабинете.

Глава 12

В кабинете Сыркина они начали готовиться к долгой работе. Климов вызвал из прокуратуры еще двоих сотрудников, чтобы они вели опрос тех сотрудников института, которые оставались в здании. По предложению Михаила Михайловича всех пригласили в конференц-зал. Левитин послал машину с оперативниками ФСБ за успевшими уйти тремя сотрудниками института.

Первой вызвали Сулахметову. Она вошла в кабинет не просто расстроенная, а с покрасневшими от слез глазами. Конечно, подобное убийство по своему эмоциональному воздействию на женщин было сродни сильному шоку. И в таком состоянии наверняка находилась не только она. У Раисы Асафовны спутались и безжизненно повисли волосы, потекли ресницы. Войдя в комнату, она несколько раз всхлипнула, прежде чем сесть на стул. Сыркин достал бутылку минеральной воды и налил ей в стакан. Следователь включил магнитофон, и допрос начался.

– Вы извините, что мы вас задерживаем, – негромко произнес Климов, – вы ответите всего на несколько вопросов, и мы сразу же вас отпустим. Скажите, где вы находились в момент, когда стало известно, что произошло убийство?

– У себя в отделе, – тяжело вздохнула Сулахметова.

– Кто-нибудь, кроме вас, был в этот момент в отделе?

– Да, еще несколько человек.

– И до этого вы все время сидели в комнате, никуда не отлучались?

– Нет, – удивилась Сулахметова, – вот этот товарищ меня вызывал в коридор вместе с Михаилом Михайловичем. Мы там разговаривали, – показала она на Дронго. Левитин зло сверкнул глазами.

– И больше вы не выходили? – уточнил Климов.

– Выходила еще один раз. Мне нужно было зайти к Елене Витальевне, но ее не было на месте. И я вернулась обратно в отдел.

– Когда это было?

– Примерно в шесть, может, чуть позже.

– То есть вы выходили из своей комнаты в момент возможного совершения убийства?

– Не знаю. Я не знаю, когда случилось... когда это произошло. Но я поднялась на четвертый этаж к Моисеевой и, узнав, что ее нет, вернулась к себе в отдел.

– А где она была? – резко спросил, вмешавшись в разговор, Левитин. Он еще не забыл, как их выставили из кабинета Архипова.

– Сказали, что у директора, – вздохнула Сулахметова, – но я туда уже не пошла.

– Вы кого-нибудь видели в коридоре?

– На четвертом этаже только Фортакова. Он, кажется, шел к Михаилу Михайловичу. Больше никого.

– Вы хорошо знали погибшую?

– Знала, – снова тяжело вздохнула Сулахметова, – она была хорошим человеком. Всем она так нравилась.

– А вам лично?

– И мне нравилась. Хорошая девочка была. Господи, какое горе, какое горе, – запричитала Сулахметова.

– Как вы думаете, у нее были враги в институте?

– Нет, – простодушно ответила Раиса Асафовна. – Какие враги? У нас такие хорошие люди работают. У нее не было врагов. Она только недавно пришла к нам. Год, полтора, не больше...

Климов оглянулся на Левитина, словно спрашивая, не хочет ли тот задать какой-нибудь вопрос. Полковник понял, что настал его черед.

– Вы больше никуда не заходили? – грозно спросил он. – Может, вы еще спускались и на первый этаж?

– Нет, – испугалась Сулахметова, – я туда не ходила.

– Как вы узнали об убийстве?

– Кто-то из девочек прибежал и сказал нам об этом.

– Кто именно?

– Не помню, – призналась она, – мы все так сразу закричали. Некоторые даже побежали вниз.

– У вас были неприязненные отношения с погибшей Хохловой. А как вы относились к Ольге Финкель?

– У нас не было неприязненных отношений, – испуганно возразила женщина, – мы просто немного поспорили тогда. Я же вам говорила.

– Хорошо, хорошо, – раздраженно произнес Левитин, – я только уточняю. Как вы относились к погибшей?

– Хорошо относилась. Хорошая девочка была.

– Ладно, – махнул рукой полковник, – у меня все.

– У вас есть вопросы? – спросил Климов у Дронго.

– Если позволите, у меня два вопроса.

Климов кивнул. Он не хотел признаваться сам себе, но его интересовали методы, практикуемые столь известным экспертом, и вообще манера его расследования.

– Вы когда-нибудь ходили в душевую? – спросил Дронго.

– Куда? – вздрогнула она.

– Вы ходите обычно в душевую? – уточнил он.

– Нет. Не хожу. У нас дома нормально идет вода, зачем мне принимать душ на работе. Мне далеко добираться, и я могу простудиться по дороге. Я там была несколько раз, но очень давно, когда переезжала на новую квартиру.

– А кто обычно принимает душ?

– В основном сотрудники лабораторий. Его для них и построили.

– Спасибо. У меня больше нет вопросов.

Когда Сулахметова вышла, Климов обратился к Сыркину:

– Кто там следующий?

– Уборщица Мая Краснолуцкая, – посмотрел в свой список Михаил Михайлович, – я сказал Носову, чтобы он вызвал ее сюда.

– А почему не Фирсова? – поинтересовался Климов.

– Она сейчас в приемной, вместе со своим мужем. Ему тоже было плохо. Это ведь второе убийство в его отделе. Представляете, что он чувствует? Она рядом с ним, но, если нужно, мы ее потом сюда позовем.

– Давайте Краснолуцкую, – согласился Климов.

Сыркин выглянул за дверь.

– Идите сюда, – позвал он кого-то. В кабинет вошла пожилая, лет шестидесяти, женщина. Она была в рабочем темно-синем халате. Очевидно, уже приступила к уборке, когда в институте произошло убийство. Невысокого роста, морщинистое лицо, волосы с двумя смешными, почти ученическими косичками. Войдя в комнату, она опасливо остановилась у дверей.

– Входите, – подбодрил ее Климов. Он сидел рядом с Левитиным, расположившимся на месте Сыркина. Дронго сидел чуть в стороне.

– Вы Краснолуцкая? – спросил Климов. Протоколы допроса, которые нужно было оформлять по всей форме, лежали у него в портфеле. Учитывая исключительные обстоятельства, Климов пользовался магнитофоном для записи беседы для того, чтобы потом все переписать по форме.

– Да, – негромко сказала женщина, подходя к стулу, который стоял напротив следователя. Усевшись на краешек, она была готова вскочить в любой момент.

– Вы обычно убираете в душевой?

– Да. Это мой участок.

– Почему вас не было на первом этаже, когда там произошло убийство?

– Я убирала в другом конце коридора.

– И вы не видели, кто вошел в душевую?

– Нет. Я была в это время в комнате. Все знают, что обычно я начинаю уборку с другого конца. Чтобы люди могли помыться в душевой. Ведь многие принимают душ после работы.

При этих словах все мужчины, сидевшие в кабинете, переглянулись. Значит, убийца и теперь твердо знал, где именно будет находиться уборщица, которая не сможет ему помешать.

– Вы знали убитую?

– Да я их всех, почитай, знаю. Работаю здесь уже тридцать лет, – спокойно ответила женщина.

– Что вы можете сказать конкретно о погибшей?

– Хорошая девочка была. Красивая. Немного вертлявая, царство ей небесное, но красивая. Я сразу на нее внимание обратила.

– Она часто ходила принимать душ? – спросил Климов, помня вопрос Дронго.

– Иногда ходила. Но я не следила. Мне главное, чтобы чисто было. Хотя иногда она оставалась после работы. Два раза даже очень поздно оставалась.